Не втиснуть жизнь в четыре строчки… - Борис Прахов

Над моею Москвой…

Над моею Москвой Осень косы свои расплела.На Бульварном кольце красит лист, не скрывая кокетства.И от Чистых прудов звон трамвая под номером «А»Вновь уносит меня на «Зацепу» в далёкое детство.

Блеск твоих куполов хорошо наблюдать с высоты.И люблю я до слёз старых улочек милые лица.Здесь за каждым окном ощущаю тепло доброты.На одной из таких довелось мне когда-то родиться.

Хоть связала с тобой пуповины незримая нить,В переулках кривых снова пьян я шальным листопадом,С каждой новой весной всё сильнее желанье сменитьСуетливость твою на размеренность жизни за МКАДом.

Облака от Москвы ветер северный гонит на юг,Где не выпадет снег в зелень пальм, что над море каймою.Только я остаюсь. Жаль, что мой замыкается круг —Осень жизни моей так опасно граничит с Зимою…

На свидание со старым парком…

Сергею Красоткину.

Пьют за осень друзья без меня за широким столом.Я бреду под зонтом в никуда, где не «давят» высотки,И поёт мне с дискА, согревая душевным теплом,Замечательный бард, мой приятель, Серёжа Красоткин.

Под ленивым дождём старый парк весь до нитки промок.На свидание с ним непременно обязан успеть я —Он вчера обещал подарить мне полдюжины строк.Но прилипло к асфальту кленовых листов разноцветье…

Вариант перевода сонета 137 Шекспира

Thou blind fool, Love, what dost thou to mine eyes,That they behold, and see not what they see?They know what beauty is, see where it lies,Yet what the best is take the worst to be.If eyes, corrupt by over-partial looks,Be anchored in the bay where all men ride,Why of eyes’ falsehood hast thou forged hooks,Whereto the judgement of my heart is tied?Why should my heart think that a several plot,Which my heart knows the wide world’s common place?Or mine eyes seeing this, say this is not,To put fair truth upon so foul a face?In things right true my heart and eyes have erred,And to this false plague are they now transferred.

Слепой Любовью мы ослеплены.Не зрим того, что ловим взглядом ясным.Чтя красоту, не знаем ей цены,Вдруг перепутав пошлое с прекрасным.

И взгляды, как на якорной цепи,Как корабли, что в бухте на приколе.И в ней готов ты сердце утопить.Ну почему ты не даёшь им воли?

Зачем так сердце трепетно стучитПри той, что прочим кажется обычной?И почему предательски молчитПред красотою, что слывёт античной?

И в сердце, и в глазах одна лишь ложь…Где фальшь, где добродетель – не поймёшь!

Уже неделю дождь идёт

Уже неделю дождь идёт.То чуть сильней, то словно плачет.Он у меня тебя крадёт.Я с Одиночеством на даче.

Я ощущаю пустоту.Любить я, видно, не умею.С тобою быть – невмоготу,А без тебя – ещё больнее.

Осадок мелочных обидЯ растворяю водкой горькой,И Одиночество саднитСтрокой стихов озябшей зорькой.

Не можем вместе, врозь – хоть брось.И жизнь подобна фотоснимку:«Тоска, продрогшая насквозь,Спит с Одиночеством в обнимку».

Выходит грусть из берегов,Но, предвкушая вдох последний,Я слышу звук твоих шаговИ поворот ключа в передней…

Большая игра с Ноябрём

Азарт картёжников у клёнов.Их начинается игра.В руках их, солнцем опаленных,Краплёных листьев веера.

Ноябрь хитёр и хладнокровен,Подогревает клёнов страсть.Игру поддерживая «вровень»,Он помогает им пропасть.

Конечно, он играл не чисто —Весь напружинился, затих…Уж на кон брошены монистаИ груды листьев золотых…

Блефуя, ставки повышая,Сорвал он банк в конце концов!Игра закончена большаяДля голых клёнов-близнецов.

Долдонит дождь без передышкиО лист, прилипший на окне.Крупье-Ноябрь сгребает фишкиНа прохудившемся сукне.

Ноябрь – игрок! Исход был ясен(Лишь карт обрывки на траве),Ведь у него всегда в запасеДождей колода в рукаве…

Я помню чудное мгновенье…

Елене Жмачинской.

Июнь. Шестое. Псков. Автовокзал.Вина бутылка, разовый стаканчик.Там нас незримой ниточкой связалВ свой юбилей ПОЭТ, курчавый мальчик…

Я помню пальцев тонких силуэт,Мне так тогда поведавших о многом.(В них – музыкант, художник и поэт),Твою улыбку на лице нестрогом.

В твоих работах лёгкость и тепло,Экспрессия и тихая печальность.И не живут в них ни корысть, ни зло,Им не присущи серость и банальность.

От них струится вдохновенья свет,Что по душе седому уж «повесе».Купил бы все! Вот только денег нет,Да, в общем-то, и некуда повесить…

Пять на часах. Не тронута постель.Ещё темно. Спокойно спит столица.На мятый лист из ручки льётся гельИ пьяной строчкой на него ложится.

Скулит Ноябрь, как в церкви пономарь,И первый снег над городом кружится.В окне «аптека, улица, фонарь»…И капелька вина на старых джинсах.

Года, остановите бег! Молю!Хоть для неё замедлите движенье!Вино в стаканчик пластиковый лью…Эй, Рыжая Лисичка, с днём рожденья!

Визит первого снега

Ввечеру в старый двор наш случайно забрёл первый снег.Он устал и хотел отдохнуть, путь проделав неблизкий.Я окно распахнул и его пригласил на ночлег.Он прилёг, но к утру, не прощаясь, ушёл по-английски…

Моя родная Неизбежность!

Вновь снег с дождём и ветер злой и колкийПод ложечкой рождают неуют.И добивают Осени осколки,Хоть говорят – «Лежачего не бьют!»…

А серая промозглость душит город,Дворы пусты без детской суеты.Мой зонт – насквозь. Я поднимаю ворот,Ссутуливая плечи, как и ты…

Но, всё же, сердцем согревая нежностьИ спрятанный в карман плаща цветок,Спешу к тебе, родная НЕИЗБЕЖНОСТЬ,Чтоб ощутить любви твоей глоток!

Ещё не всё!

Я повестью придуманной живу.Предательством надуманным обижен.И ничего вокруг себя не вижу,Того, что происходит наяву.

Я стал не весел, замкнут, нелюдим.И праздники справляю в одиночку.Ленивая рука выводит строчку,В которой только ржавчина и сплин.

Я в этом мире страшно одинок.Со льдом моим слезе твоей не сладить.Исчез твой лик в душе моей окладе.Увы, твоей любви я не сберёг.

Но память всё скребётся по стеклуМоей души своей железной лапой.Не знаю, что мне делать с ней, проклятой,Ведь не прижать виском её к стволу…

А водка со щеки спадает внизИ размывает, растворяет строчки…Ещё не всё! Я не дошёл до точки!В моём столе заждался чистый лист!

Песочные часы

Я догораю, как свеча.Уже совсем чуть-чуть осталось.Остались старость и усталость,Уже ладонь не горяча.

И всё ровнее сердца стук,В котором холод безразличья.Мою весёлость стая птичьяС собою унесла на юг.

Душа остыла без тепла,Но с плотью всё не расстаётся,Сосуществуя, как придётся,Как инородные тела.

И жизни свой отмерив путь,Сточились каблуки ботинок…В часах – лишь несколько песчинок,И их нельзя перевернуть.

Их не дано перевернуть!

Баба Нюра

(От лица дворового пса Мишки)

Рядами книг дома-высотки.В них этажи, как будто строчки.Слова расплывчаты, не чётки.Лишь букв светящиеся точки.

Их не прочесть дворняге бурой,Но букву «А» я точно знаю.Её чертила Баба НюраДля карапузов у сарая.

Её просить помочь – не надо,Ей не досуг сидеть без дела.Она всегда была мне радаИ воробьёв всегда жалела.

Мне миску супа наливала,И для пичуг хватало крошек.Хоть не всегда самой хватало,Добрее не было ладошек.

В её окно гляжу понуро,Там булка с запахом ванили…Во двор не выйдет Баба Нюра —Её вчера похоронили.

Сегодня снег. И небо хмуро.Да, пусть земля ей будет пухом!Я буду помнить Бабу Нюру,Её руки тепло за ухом…

Лишь пустота в замёрзшей плошке,Да воробьиные комочки,И темнота в её окошкеПод буквой «А» на нижней строчке…

Одиночество

В дом заходит без имени-отчестваОДИНОЧЕСТВО.Приговором цыганки пророчестваОДИНОЧЕСТВО.

Отпусти меня, Ваше ВысочествоОДИНОЧЕСТВО!Стань всего лишь горчинкою творчества,ОДИНОЧЕСТВО…

Возврати мне его!

В парке осень дрожит, и аллея в асфальтовых трещинах,И над старым прудом облака безразлично висят.Догорает листва. На скамье одинокая женщинаВ лёгком шарфике клетчатом. Ей, наверное, за пятьдесят.

Не случилось по жизни ей встретить свою «половиночку».Одиночества круг. Ни друзей, ни подруг, ни родни.И стежок за стежком, как по серой канве серой ниточкойБез души вышиваются одинаково-серые дни.

Смотрит в небо она и отчаянно молит о помощи,Чтобы встретить того, для кого так себя берегла.Ангел Смерти услышал, присвистнул: «Какое сокровище!»И, спустившись с небес, рядом с нею сложил он крыла.

– Как мне встретить его, дорогого, родного, хорошего,Чтоб одними глазами друг друга могли понимать?– Я тебе помогу. Но услуга та стоит не дёшево.Цену знаешь сама. Мне не надо её объяснять.

И условие есть для тебя и судьбы твоей встреченной:Если кто-то из вас отведёт от любимого взглядИли просто солжёт, не останется ложь незамеченной —Ваши жизни возьму, и не будет дороги назад!

– Я согласна на всё! Ангел Смерти, прошу Вас,поверьте мне.Но ведь, если уснём, нашим жизням настанет конец…– Что ж, я жизнь вам продлю. Даже больше – даруюбессмертие,Если слышать смогу разговор ваших душ и сердец.

Как же встречи ждала! Как боялась ему не понравиться!И настал этот миг, в унисон застучали сердца…Но кричат петухи. Дивный сон, как туман, растворяется,Сохранив для неё лишь овал дорогого лица…

В парке осень дрожит, и аллея в асфальтовых трещинах,Вновь над старым прудом облака безразлично висят.Догорает листва. На скамье одинокая женщинаВ лёгком шарфике клетчатом. Ей, наверное, за пятьдесят.

В этих влажных глазах – не слеза, не тоска, не рыдание,А какой-то другой, рвущий сердце пронзительный крик:«Слышишь, душу свою отдаю за одно лишь свидание!Ангел Смерти, молю, возврати мне его, хоть на миг!»…

И лишь в глазах едва читалось что-то…